Неточные совпадения
Алексей Александрович
после встречи у себя на крыльце с Вронским поехал, как и намерен был, в
итальянскую оперу.
«Thank you, thank you», — повторял Бен
после каждой русской песни, каждого немилосердно растерзанного
итальянского мотива.
Нестор Игнатьевич освежил лицо, взял шляпу и вышел из дома в первый раз
после похорон Даши. На бульваре он встретил m-lle Онучину, поклонился ей, подал руку, и они пошли за город. День был восхитительный. Горячее
итальянское солнце золотыми лучами освещало землю, и на земле все казалось счастливым и прекрасным под этим солнцем.
Сначала они молча лезли все к печке; потом, выпив по стакану горячего сбитня, начинали понемногу отогреваться, и через полчаса в комнате моей повторялась, в малом виде, суматоха, бывшая
после потопа при вавилонском столпотворении: латники, гренадеры, вольтижеры, конные, пешие — все начинали говорить в один голос на французском,
итальянском, голландском… словом, на всех известных европейских языках.
В деревне он продолжал вести такую же нервную и беспокойную жизнь, как в городе. Он много читал и писал, учился
итальянскому языку и, когда гулял, с удовольствием думал о том, что скоро опять сядет за работу. Он спал так мало, что все удивлялись; если нечаянно уснет днем на полчаса, то уже потом не спит всю ночь и
после бессонной ночи, как ни в чем не бывало, чувствует себя бодро и весело.
После такого признания дана была очная ставка Доманскому с предметом его нежной страсти. Разговор между ними происходил на
итальянском языке.
Varietes, а
после спектакля он ужинал с Шнейдер. Париж много острил тогда на эту тему. А самую артистку цинически прозвали"бульваром государей", как назывался пассаж, до сих пор носящий это имя, на
Итальянском бульваре. Позднее от старого писателя Альфонса Руайе (когда-то директора Большой Оперы) слышал пересказ его разговора с Шнейдер о знакомстве с Александром II и ужине. По ее уверению, ей, должно быть, забыли доставить тот ценный подарок, который ей назначался за этот ужин.
Живя почти что на самом
Итальянском бульваре, в Rue Lepelletier, я испытал особого рода пресноту именно от бульваров. В первые дни и
после венской привольной жизни было так подмывательно очутиться опять на этой вечно живой артерии столицы мира. Но тогда весенние сезоны совсем не бывали такие оживленные, как это начало входить в моду уже с 80-х годов. В мае, к концу его, сезон доживал и пробавлялся кое-чем для приезжих иностранцев, да и их не наезжало и на одну десятую столько, сколько теперь.
И испанская графиня с романическими приключениями, и
итальянский аббат, декламировавший «Божественную комедию»
после обеда, и американский доктор, имевший вход в Тюльери, и юный драматург с длинными волосами, и пьянистка, сочинившая, по собственным словам, лучшую польку в мире, и несчастная красавица вдова с тремя перстнями на каждом пальце, — мы все по-человечески, хотя поверхностно, но приязненно относились друг к другу и унесли друг от друга кто легкие, а кто искренние сердечные воспоминания.
После последней чтицы, хорошенькой маленькой барышни с лицом
итальянского мальчика, которую я уже заметила в коридоре, члены конференции поднимаются, как один человек, и исчезают за дверями примыкающей к театру комнаты.
Претенденты на престол.–В декабре 1870 г.,
после того как была отвергнута прусская кандидатура Леопольда Гогенцоллерна, на испанский престол взошел сын
итальянского короля Амадей Савойский.
Когда они разговорились — за десертом —
после завтрака на тему театра, он всех знаменитостей видал, и в России и за границей, даже какую-то испанскую актрису, о которой они с Ваней никогда и не слыхали. Также и какого-то
итальянского актера — тоже для нее совсем новое имя.
В день коронации был дан первый великолепный спектакль на
итальянском языке: он состоял из оперы «Clemenzo di Tiddo» (Титово милосердие) и «Le Russia affletta et riconsolata» (Опечаленная и вновь утешенная Россия), большая аллегорическая интермедия, смысла которой пояснять не нужно, потому что он виден из самого заголовка пьесы.
После следовал балет «Радость народа, появление Астреи на российском горизонте и восстановлении золотого века».
Это было вскоре
после достопамятной лекции, прочитанной в бывшем художественном клубе г-жою Якоби, которая тогда только что возвратилась в отечество и много сообщала о гарибальдийском движении, в котором она принимала живое участие и пользовалась приязнью
итальянского героя.